Но вот студенческая жизнь осталась позади. Нет больше общих тем для разговоров: как сделать очередной художественный проект, кто лучший из преподавателей и студентов на этом курсе. Что же теперь будет с отношениями Фредди и Розмари? Об этом мы узнаем в продолжении книги Розмари Пирсон «Жизнь, искусство и Фредди Меркьюри. 1968 – 1970» (2015). Первые главы мемуаров Розмари можно найти по ссылкам (1, 2). Приятного прочтения.
*Текст печатается с некоторыми сокращениями, вызванными нынешними правилами цензуры.
Познакомимся с художниками?
…Розмари часто рассказывала Фредди о своих любимых картинах. Она говорила о современных работах Дерека Джармена, Патрика Проктора, Дэвида Хокни и Кита Вогана. «Разве они не странные?» - усмехнулся он, когда она впервые их упомянула. «Почему же они тебе так сильно нравятся?» Он был явно взволнован, хотя окружающая обстановка уютного кафе, где они остановились, чтобы выпить кофе и немного перекусить, располагала к приятной умиротворенности. «Для начала, все они блестящие художники! Мне нравится их безграничная свобода, как открыто они разговаривают с публикой. Да, все они хотят получить свое место под солнцем, быть лидерами в своем направлении – чтобы получать лучшие предложения от галерей и хвастаться своими достижениями. Но и в этом случае они действуют открыто и честно». Фредди сделал вид, что не слышал её слов, и продолжал есть свой сэндвич.
Конечно, он внимательно её слушал и в глубине души был очарован её друзьями-художниками. «На мой взгляд, абстрактная картина Дерека потрясающая, нет, она гениальная, но я пока не уверена, о чем она… Дэвид Хокни попросил меня попозировать ему…но я бы не пошла одна в его студию», - бессвязно пробормотала она, прекрасно зная, что его одновременно притягивает и отталкивает этот материал.
- И почему ты не хочешь позировать? – сказал он, заглядывая ей прямо в глаза.
- Ну, они слишком много говорят об опере…я ненавижу оперу, она такая громкая…и все же…когда они говорят обо всех этих костюмах и декорациях, я сразу вспоминаю тебя!
Они много раз возвращались к этой теме в разговорах, повторяя прежние идеи слово в слово. Для Розмари не было секретом, для чего эти разговоры Фредди: ему давно хотелось познакомиться с её друзьями-художниками. «Ты бы могла попросить Дэвида нарисовать меня вместо этого…конечно, ты должна была бы ему сказать, что я застенчивый и неопытный…Бьюсь об заклад, Хокни предпочел бы нарисовать меня!» - с запальчивостью говорил Фредди. Розмари знала, что он раньше работал моделью, и ходили слухи, что он подумывал заняться этим профессионально, однако это общее подшучивание было не более чем словесной "дружеской перепалкой", которая в действительности ничего не значила.
Все это время она продолжала посещать званные вечера Патрика Вудкота, на которых поначалу чувствовала себя неуютно. «Но это взгляд в мир элиты», - размышляла Розмари про себя. Конечно, она отдавала себе отчет, что большинство художников привлекала её необычная художественная внешность - рыжие волосы, розовые платья в пол и так далее. Однако она вряд ли бы призналась себе, что её саму привлекает эта романтическая экстравагантность модных художников, их выдающихся работ. Розмари всегда хотелось знать все о мире искусства и, возможно, даже однажды стать его частью. Тем не менее она считала, что этот мир почитаемых талантов невозможно превзойти, и им можно любоваться лишь издали. В доме Патрика Вудкота регулярно выставлялись новые произведения искусства, которые аккуратно "появлялись" каждый месяц в качестве "подарков", наряду с теми, что покупались в крупных лондонских галереях и на аукционах. Поэтому эти вечера было просто невозможно пропустить, не говоря уже о великолепном меню и марочных винах, предлагаемых Патриком. И она не могла не испытывать дрожь при упоминании его отсутствующих друзей – известных актеров и режиссеров, включая Маю Сеттерлинг и Ноэля Кауарда (которые, как говорили, часто ночевали в этом доме).
На самом деле Розмари втайне считала за честь так часто бывать в доме Патрика, где радушного внимания удостаивались не только произведения искусства, но и все без исключения гости. Её друг Альберт Миллер лично спроектировал все интерьеры в доме Патрика, что каким-то образом дало ей ощущение причастности к этому. Белая гостиная была особенной гордостью Патрика: именно здесь устраивались все званные вечера и выставлялись его самые любимые картины. Со временем дизайн белой гостиной был повторен во многих домах Лондона, а еще чуть позже – в крупнейших галереях современного искусства страны. Постепенно Розмари стали приглашать туда одну, но она никогда не чувствовала себя одиноко: вокруг было множество веселой молодежи, интересных актеров и художников, поэтому отсутствие Альберта Миллера ничем не напоминало о себе. К тому же сам Патрик стал для нее своего рода отцом, с которым можно было поговорить по душам и обсудить многие проблемные вопросы.
Больше всего Розмари нравилось разговаривать с художником Дереком Джарменом, который часто оставался у Патрика допоздна, когда все уходили. Это было лучше всего; после нескольких часов вина и ужина Розмари расслаблялась и меньше всего беспокоилась о том, чтобы быть "простой студенткой-дизайнером" или "простым графическим дизайнером", и они говорили о её прошлом, настоящем и с интересом слушали её политические и художественные взгляды, планы на будущее. Патрик был невероятно счастлив, услышав о её матери Синтии Фримантл, которая обожала одеваться в стиле Марлен Дитрих. <…> А Дерек был еще более удивлен, узнав, что отец Розмари был замешан в теневых сделках, связанных с Банком Англии, сомнительных делах с британской аристократией в 50-е годы, и какое-то время тратил свой "доход" от незаконных азартных игр в печально известном клубе «Pheasantry» на Кингс-роуд. Только в такой обстановке, поздно ночью, Розмари могла свободно говорить о сомнительной стороне лондонской богемы, с которой она мельком познакомилась во время школьных каникул. <…> Она рассказала им, что когда-то мать учила её смотреть на «Harrods» свысока, потому что это был просто универмаг, а не заведение, где шьют одежду на заказ лучшие дизайнеры мира! Эти ночные сеансы превратились для Розмари в своего рода терапию, потому что до этого она никогда и никому не рассказывала о странном образе жизни своих родителей.
Думая об этом, Розмари почему-то вспомнила Фредди. Тогда ей еще нужно было загладить свою вину за то, что она не пошла вместе с Фредди на выступление Хендрикса в Камден-Тауне. Поэтому она все чаще подзадоривала его разговорами о времени, проведенном ею в доме Патрика, что привело к тому, что он стал просить её ввести его в это общество свободных молодых художников. Но было что-то в его взгляде и манере поведения, что останавливало Розмари от этого шага. И ей еще только предстояло разобраться с этим.
Фредди никогда не жаловался на свою судьбу, что он выбрал очень непостоянную и тяжелую работу. Не так давно он заявил, что является единственным лондонским певцом, у которого нет своей группы! Однако эта мимолетная аномалия не имела большого значения для Фредди, и он с каждым днем упорно шел к своей цели. Она же в свои 23 года стремилась узнать, почему художественное искусство в 1970 году приобрело такое же значение, как и в знаменитую эпоху Возрождения. Кроме того, нужно было решить, кого из нынешних художников можно отнести к настоящим авангардистам, а кого - к обычным романтикам-идеалистам. В отличие от нее, Фредди не нуждался в подобных интеллектуальных построениях, чтобы раскрыть свой гений в избранном им мире музыки, который, как он считал, обещал ему невероятный успех в будущем.
Розмари так и не познакомила его с "молодой художественной элитой", так как хотела, чтобы он принадлежал только ей и никому другому. Она привыкла делить Альберта Миллера с половиной Лондона, но в случае с Фредди все было по-другому. Она боялась, что в том доме он может увлечься кем-то другим, и это будет концом их собственной близости, и все будет потеряно навсегда!
Концерт за городом
Продолжая свою прогулку, Розмари дошла до особенно красивой части садов Кью, рядом с прекрасным озером и мостом Саклер, и заметила молодую пару, которая страстно целовалась на травянистой земле. Это сразу же напомнило ей о том времени, когда они с Фредди так тянулись друг к другу. Однажды они ехали на концерт за пределами Лондона; и эта поездка, как она считала сейчас, стала кульминацией их отношений. На этом концерте должен был выступить Фредди вместе со своей группой, и для этого она полностью перешила его сценический костюм, который они так долго обсуждали друг с другом; он хотел, только чтобы брюки плотнее прилегали к его телу. Что ж, с его атлетической фигурой можно было себе это позволить. К тому времени он отрастил волосы и научился хорошо наносить макияж; гламур, очевидно, был его второй натурой.
Фредди всегда очень волновался перед выступлениями; тогда ему нужно было куда-то деть свою энергию, поэтому она привыкла слышать от него, что они обязательно провалятся, что его голос не выдержит и так далее. Однако перед самой сценой он успокаивался. По иронии судьбы, именно эта его основная часть – музыкальная харизма – по-настоящему покорила Розмари. Конечно, она боялась потерять его – и это происходило именно в те моменты, когда она была к нему ближе всего. Тогда она и представить себе не могла уйти от него. Что она будет без него делать? Чем будет жить? Это противоречие вылилось в серию колкостей/придирок, однако между ними никогда не было таких откровенных ссор, как у нее с Альбертом Миллером.
Невольно она начинала сравнивать свои отношения с Альбертом и Фредди, личности двух своих приятелей. И она не могла не заметить сходства между своими отношениями и опытом своей матери, поскольку та когда-то тоже была втянута в любовный треугольник. Но не стоит об этом. Гораздо веселее вспоминать ту поездку в потрепанном фургоне, где они ехали с Сандрой и Фредди, мило смеялись и старались не измять концертные костюмы Фредди. Сандра была подругой, а также наперсницей Розмари, и она всегда ценила её благоразумие, талант и очень необычный взгляд на мир. Фредди нравился эпатажный стиль Сандры, напоминающий барокко, в котором чувствовался утонченный вкус и самая настоящая дерзость. Похвала Фредди звучала более чем сладко: «Дорогая Сандра, ты так проницательна – боже, я думаю, мы слишком хороши для Англии! Мы все сейчас должны быть в Нью-Йорке!» Сейчас он уже был в своем экстравагантно-исполнительском настроении.
Большего всего Розмари нравилось, что Фредди и Сандра, а также окружающие их музыканты, не употребляли наркотики; они во всем полагались на свои собственные силы и никому не позволяли вставать на пути их новых творческих вершин. Это было очень необычно для того времени, когда для многих людей психоделический образ жизни был нормой и синонимом крутости. Розмари глубоко уважала всех тех, кто неизменно находил конструктивные способы поведения, не прибегая к искусственным стимуляторам. Для нее же та поездка на старом фургоне на север стала долгожданным избавлением от лицезрения той кислотной жизни, в которую Альберт был погружен на Уэстборн-Гроув.
Ничто в той, другой жизни не было таким веселым, как Фредди готовился к своим выступлениям на сцене. «Но ведь ты поешь, как…» - говорила Розмари после его жалоб. «Просто представь, что ты настоящий оперный певец! Забудь о какой-либо норме, будь чрезмерным!»
И она не могла не улыбнуться, вспоминая, как после нескольких часов тесноты в фургоне, все стали очень суетливыми и раздражительными. «Я не притворяюсь выездным оперным певцом, я пою с достоинством, прямо здесь и сейчас!» - сказал Фредди с очевидным возбуждением. И, не обращая внимания на всех остальных, он спел несколько строк из песни Хендрикса: «"There must be some way out of here", - said the joker to the thief…» После этого он громко рассмеялся, но это лишь раздражающе подействовало на Розмари.
Какое это было сумасшедшее время! Кто еще мог так, кроме Фредди, репетировать перед выступлениями! Он, казалось, стремился выступать день ото дня все лучше и лучше, выдавать самое невероятное шоу в каждом отдельном случае. «Это и был настоящий Фредди», - улыбаясь, думала она…
«Это будет похоже на повторную постановку "Призрака оперы"…боже, в этом фургоне воняет…мы должны немедленно убраться отсюда!» - яростно кричал Фредди. Ему, естественно, надоело сидеть в тесноте, и его энергия постепенно иссякала. Через несколько минут фургон был припаркован, но настоящее веселье еще только начиналось».
Продолжение следует…